dinni

Прощание

Эта ночь била ветром в огонь на стекле.
Черным демоном выла над этим жилищем.
Она дала ему утром воду и хлеб,
Что бы он не ушел в это странствие нищим.

Она стала сестрой этих древних богинь,
Статуэтки которых на россыпи полок...
Она легла бы песком под его сапоги,
Если б знала, что путь его будет так долог.

Черной краской на белой стене -это счет –
Это список проскрипций на дне одиночеств.
Она накапала б воска и стала свечой.
Если б знала, что он не вернется до ночи.

И над каждой иконой - анафемы гнет,
И над каждой лампадой - знаменье угрозы...
Она взяла бы воска и стала свечой,
Если б знала, что он не вернется к морозам.

Эта ночь не поведает ей ни о чем,
Амальгама ее не научит законам...
Она взяла бы железо и стала мечом,
Если б знала, что он будет драться с драконом.

Она видела окна, но ночь в них темна,
И она не заметила, хоть считалась и мудрой.
Она во все бы бокалы налила вина.
Если б знала, что встретит его этим утром.

Сестра

Сестра принесет мне испить воды,
Мутной воды да в медном ковше.
А братья на печке глотают дым
И давят боками голодных вшей.

А что же ты, батя, не выйдешь к гостям?
А что же ты стал, как перед ордой?
Смотри, как твой младший, босяк да смутьян,
Подметные письма таскает домой.

А слухи летят, вырываясь из пут, -
И вот уж холопы не платят оброк.
А нищий бродяга, юродивый плут,
Камень тяжелый достает из-под ног.

Опричники спросят о том у отца.
Опричники спросят у глупой молвы.
И полетит голова молодца
В пыльные травы да в мягкий ковыль.

Сестра соберет мне в дорогу харчей,
Сестра проведет меня через сад.
Я сгину росинкою в диком ручье.
Я сгину слезою в сырых небесах.

Сигаретка

В голове растут дома.
И стоят горбатые.
От большого от ума
Все ходить с лопатою.
Нет, ребята, я не пьян.
То не дурь проклятая.
Сигаретка ты моя.
Моя неразмятая.

С сердца прочь, из глаза вон.
Стужа липкой похотью.
Высморкался мой завод
В небо грязной копотью.
То, ребята, не змея –
Кровь течет из трещины.
Сигаретка ты моя,
Моя отсыревшая…

То, ребята, не зима –
Мокрая метелица.
Там, ребята, не тюрьма –
Сущая безделица.
Там, ребята, полынья,
В ней вода тяжелая,
Сигаретка ты моя,
Моя обнаженная.

Закрывали образа
Белокурой бестией,
Мне б нассать в ее глаза,
Шиты мелким крестиком,
Не ходи за мной, свинья,
Свинья прокаженная,
Сигаретка ты моя,
Моя зараженная.

Вижу, сытые жлобы
С ликами умильными,
Вижу новые гробы –
Векселя фамильные.
Вижу - белая скамья
На ней - тело черное.
Сигаретка ты моя,
Моя обреченная.

Снятся в небе облака
И луга весенние,
И молочная река –
Берега кисельные.
Выйду - нету ни хуя –
Только срань господняя.
Сигаретка ты моя,
Моя преисподняя.

Люди весело жуют,
Щеки стали красненьки,
Рвань надену черную,
Обосру вам праздники –
И течет моя струя
В платье подвенечное.
Сигаретка ты моя,
Моя бесконечная.

Сонет

Избавь меня от дня и темноты.
Спаси меня от доброго и злого,
Огня и хлада, действия и слова,
Храни меня - и стану я как ты.
Но ты безгласен - в этой немоте
Есть нечто, что полнит меня отвагой,
Хоть толковать подобный знак как благо
Не стали б люди - что мне до людей!
Я знаю мир, где солнце светит ночью,
Где семена растут обратно в почву,
Где попраны запреты и законы,
Я буду жить, не ведая грехов,
И наблюдать, как в небе далеко
Кружатся ангелы, кометы и драконы.

Тебя Не Существует

Тебя не существует, ты ничто
Ты миф, видение безумного провидца
Ты дымка та, что над огнем струится
Ты - сам огонь, ты им рожденное плато,
Восставшее над твердью мировою.
Ты всё! Ты стая птиц над головою
Ты червь, питающий утробу этих птиц
Ты соприкосновение десниц
И их разъединенье вековое
Та сила, что перо прижмет к листу
Та боль, что будет слаще всякой неги
Твое лицо в плену дождя и снега
Ты крест и гвоздь, что плоть прибьет к кресту
Ты легкий челн, оторванный от брега,
Которого всем естеством взыскуешь
Где мой корабль, сидящий на мели
На северной окраине земли.
Я верую, что ты не существуешь.

Туринская Плащаница

С сердцем, отягощенным множеством печальных дум о событиях этой ночи, проснулся я утром пятого дня, когда уже отзвонили к первому часу и Вильгельм, грубо тряхнув меня за плечи, известил, что совместное заседание вот-вот начнется. Я выглянул в окошко своей кельи и ничего не увидел. Вчерашний туман превратился в плотную, цвета молока пелену, целиком укрывшую монастырский двор.
( Из Умберто Эко "Имя Розы")

Черной горою да полем зеленым
Ехал епископ из Авиньона.
Дорога бежала белой полоской.
Что-то лежало в его повозке.
Что там хранится? Не рожь, не пшеница.
Не ока зеница, не неба зарница,
Не праведница и не блудница -
Там Туринская Плащаница.

Въехали в город северной части.
Вера - не счастье, счастье - причастие.
Будут на ужин им слезы коровьи,
Хлеб с кипятком, молоко с кровью.
Вечер расплакался выжатой губкой.
Горькие слюни стекли по скорлупкам
Битых орехов на рыночной площади -
Их растоптали епископа лошади.

Ночью над городом колокол вешался.
Пьяный звонарь над бедой его тешился.
В городе пост, а над ним - Воскресение -
Дьяволу - горе, нам - во спасение.
Вышел епископ и вынес реликвию.
Божья коровка не верит в религию:
Мертвую тлю щупая усиком.
Завтракает на лице Иисусовом.

Он говорил мне прежде, чем вышел:
«Будьте как кошки, будьте как мыши,
Будьте как дети, будьте как звери,
Будьте как стены, будьте как двери.
Будьте как праздник, будьте как битва,
Будьте как кожа, будьте как бритва,
Звонкою песней в горло немое,
Ложкою меда в бочке помоев

Во имя всевышних, во имя всенижних.
Во имя ближних, во имя лишних.
Во имя слабых, во имя сильных,
Во имя уродливых и красивых,
Во имя железных, во имя медных,
Во имя румяных, во имя бледных,
Во имя разогнутых и согнутых...
Я видел его до последней минуты.

Ходили по городу разные вести,
Будто меня с ним видели вместе,
Будто бродили два оборванца,
Два оборванца, два иностранца,
Он был небрежен и неосторожен,
Он был задержан и уничтожен.
Меня пожалели, меня простили,
Предупредили и отпустили.

Вам добродетель, мне – искушение,
Вам - победа, мне – поражение,
Чаша Грааля мне битая ваза,
Друг мой разбойник зеленоглазый.
Утром застонет в вихре опилок
Город, застреленный мною в затылок.
Будет мне нимбом пепел окраин.
Я выбираю исчадие рая.

Хаким из Мерва

Когда воздух пустыни белес и слепящ,
Когда солнце сходит с ума,
Когда полдень накинет свой порванный плащ
На дома,
Когда с минарета натянутый нерв
Песня бросит в песчаную даль,
Красильщик в маске вернется в Мерв
Навсегда.

Он пройдет через город,
как нож через мед,
Он не обернется на крик.
О найдет свой дом, зайдет и замрет
У двери.
Он замрет, подумает и не поймет,
Отчего же он так бежал.
А потом обернется и облизнет -
Мед с ножа.

Он увидит, как на стене засверкал
Яркий солнечный блик,
Как отразится на бронзе зеркал
Его укутанный лик.

Он почувствует запах окрашенных кож,
Поднимавшийся из глубины,
И старой двери передастся дрожь -
Дрожь от его спины
Он увидит в окне - солнцем не опален
Рвет орел небес паутину
Он летит и стремителен этот полет
Как бегство из Мекки в Медину
Но вовек никогда не заносит орла
Куда залетает муха
И верблюд не пройдет сквозь иглу, но игла
Пройдет сквозь верблюда ухо.

Он подумает, глядя, как туча мглой
Закрывает его небосклон
Что лучше - быть мухой или иглой.
Верблюдом или орлом?
Что лучше быть великим в большом,
Или великим в малом?
А ветер горячий лицо ему жег
Сквозь шелк покрывала

Он сказал, что кармин и пурпур - обман
Что лживы любые краски
Что родина кедра - это Ливан
А сталь родилась в Дамаске
Что бог недаром проклял свинью,
За то, что глупа и грязна
Что от проказы долго гниют
А смерть от копья прекрасна.

Когда его кровь впитает песок,
Как влагу - сухие ведра
Натянет вечер свой поясок
На ночи черные бедра
Последняя тень переступит порог
И будет рождаться сказка
Как жил и умер один пророк –
Из Мерва красильщик в маске

Скажут, что он ненавидел людей
За их зеркала и ложа
Что он любил вдыхать в темноте
Запах окрашенной кожи
И будут они вдохновенно лгать
Неистово и поспешно
А луна с бесстыдством, присущим богам
Смотрит на них с усмешкой.

Четвертая Река

Однажды ночью где-нибудь между
Двумя городами в чужой земле
Отряд покинет песок побережья
И на востоке исчезнет во мгле.

Когда звезда на небе погасла,
И в городах потушили огни,
Все колеса смазали маслом,
Чтобы не скрипели они.

И уходили в молчании жутком,
Чтобы услышать их не смогли,
Двигаясь совершенно бесшумно,
Будто и не касаясь земли.

А где-то в обозе, совсем неприкаян,
На дне окованного сундука,
Лежал и ждал своего пергамент,
На котором протекала река.

Есть реки с разными именами.
Что и не ждали доли такой –
Стоять обманными письменами
Перед последней четвертой рекой.

Чьи воды, словно плод запрещенный,
Выводят на свет потаенную мысль,
Скрывая от глаз непосвященных
Для посвященных открытый смысл.

Они уходили в рассветное пламя,
Пока их первый порыв не остыл,
И мяли багряную орифламму
Горячие желтые пальцы пустынь.

Когда за добычей слетятся грифы,
Парящие преданно в небесах,
Апокрифы, знаменья и мифы
Растают в похолодевших глазах.

И в северном городе, в том, что всех краше,
Девушка станет внезапно бледна.
Она оставит извечную пряжу
И больше не тронет веретена.

Она посмотрит из узких окон
На спящий у ног ее каменный град,
И тихо слезинка падет из ока.
Последняя, как река Евфрат.

Шарообразность

Вечером по небу золотою блесной
Проплывает Илья-Пророк в своей колеснице.
В ней солнце, как колесо,
А лучи в том колесе - спицы.

Долго не смотри - будут болеть глаза:
Солнечные лошади заденут их своими копытами.
Так по-своему расправляются небеса
Со смертными, дерзкими и любопытными.

Торопитесь, проданы все билеты в первый ряд.
Для знатоков - зрелище - высший сорт.
Как одинокий и безоружный солдат
Штурмует укрепленный небесный форт.

И чьи-то слова, - то ли поощрение, то ли упрек
Следуют за ним по самой длинной из лестниц.
Медленно и неумолимо - как по вене газовый пузырек
Поднимается во время кессонной болезни.

Господи, я так спешу- дай мне гвозди и доски и я сделаю плот
И тогда мне уже не надо будет моста.
Но если в водах Евфрата я выловлю
дважды укушенный плод –
Это значит, что я опоздал.

Тогда я выйду на берег
И буду смотреть, как уплывает баркас.
Я изнемог от трудов и поэтому
да здравствует праздность!
И глядя, как парус уходит за грань,
Я, видимо, в первый раз
Поверю в земную шарообразность.

«Я сегодня проснулся раненько…»

Я сегодня проснулся раненько.
Если хочешь чего, так на тебе.
У забора все двое пьяненьких
Все ругают кого-то матерно.
И плетется с пустыми ведрами,
Недовольно глазами лупая,
Похотливо виляя бедрами,
Толстозадая девка глупая.

Я сегодня со смертной мукою
Наблюдал за родными флагами,
Уходил шелудивой сукою,
Возвращался недобитым ангелом,
Уносил все в ладонях горести,
Приносил все в карманах радости,
Напивались, и все без корысти
Говорили мне разные гадости.

Что я не сеял пшеницу вкусную,
Да не боролся за власть советскую,
А все шатался дорожкой узкою
С непонятною речью детскою.
И у меня, никому не нужного,
Отобрали мечту заветную,
И закрыли да в темном нужнике,
Потушили лампаду светлую.

И на улице мощным рупором
Все вещают чего-то бдительно,
А толстозадая девка глупая
Улыбается обольстительно.
Что ж ты, братец, стоишь ломаешься,
Что же ты все душою мучишься?
Только зря она-то старается –
У меня ничего не получится.

Яблочко

Эх, яблочко да червячок грызет
Эх, девочка да пятачок несет –
Губы тонкие да ноги босые,
Руки мокрые да зубы острые

Пятачок в руке на волю просится
Птица в молоке не утопится
С неба брошена рука кандальная
В осторожные глаза хрустальные
В беспокойные глаза незрячие
В непокорные глаза собачие
Полетит зрачок да черной точкою
Плачет пятачок одиночкою

Эх, яблочко мое надкушено
Эх, девочка зло разбужено
Рано-затемно да черным облаком
На глаза тебе - битый колокол

Под прямым углом да в снег мелованный
Умирать облом не целованной
Эх, мороз-матрос да в бескозырочке
Подари засос дезертирочке
Дезертирочке да изменнице
Переводчице да перебежчице
Переплетчицей да в мою летопись
Перелетчице через ненависть

Эх, яблочко, давай рассказывай
Эх, девочка, снимай, показывай
Пятачок в руке да не сгибается.
Стоит девочка, улыбается.
Не ругается да не печалится
Моя песенка не кончается

Эх, яблочко, да несъедобное
Эх, девочка неудобная
Стоит белая да как снегурочка
Не берет ее пуля дурочка
Не берет ее штык заточенный
Посеребряный да позолоченный

А как развиднелось, так смотрят грешные
А то не девочка, а баба снежная

Эх, яблочко да прикарманила
Эх, девочка одурманила.
Отуманила и как мальчика
Обвела меня да вокруг пальчика

Как смешно стоять ей на улице
Чтоб не щуриться да не сутулиться
Не беречь глаза да от прохожего
На нее совсем не похожего

Эх, яблочко, живи не жалуйся
Эх, девочка, иди не балуйся
Губы тонкие да ноги босые
Руки мокрые да зубы острые.