Еще Смоляк

[dinni]

Леди Джейн

Когда она оставалась одна,
Освобождаясь от мира бремени,
Видела, как штормовая волна
Идет наверх по реке времени.

В краю, где бродят слепые огни,
Среди тумана шагами тихими,
Где бьются о берег холодные дни,
Слетая с волны холодными льдинками.

Когда она оставалась одна,
Ловя ускользающие мгновения,
Под рукою ее стена
Дрожала от легкого прикосновения.

Двоилась черная полоса
В окне, нетронутом занавескою.
Мелькали буквы в ее глазах:
Латинские, греческие, еврейские.

Дымилась трепетная свеча –
Язык багряный во рту полночи,
И слабый голос ее дрожал,
Сражаясь с адскими полчищами.

И губы шептали в сырую ночь,
Бросая стоны в ладони ветра:
«Нет, нет, уходите прочь,
Vade retro!»

О, леди Джейн - она станет серей,
Чем ряса, чем имя, с которым дружила,
Когда засверкает на топоре
С утра росинка слезою лживой.

Прогнется крутою дугою мост
Над бездной, над черною пастью голодною,
И содрогнется прочный помост
Под ее стопою, такою бесплотною.

Она увидит на самом дне
Потока, рядом совсем лежит с ней
Ее королевство на девять дней.
Девять дней - как девять жизней!

Когда она оставалась одна,
Освобождаясь от мира бремени,
Видела, как штормовая волна
Идет наверх по реке времени.


Небо

Я знаю - небо бывает пустым
По вечерам, когда странные тени
Цепями звеня поднимают мосты
И приносят на землю печаль и смятение.
Я знаю - небо нельзя измерить,
Его безмолвие везде одинаково.
Стучится ветер в раскрытые двери
На последней ступеньке лестницы Иакова.
Тот ветер усталый зол и колюч,
Он дует тысячи лет кряду.
Но Бог запер мир и выбросил ключ,
А я подобрал его и спрятал.
А люди вверх поднимают глаза
И видят, как эти дали прекрасны.
Они знают, как заманчивы небеса,
Но не знают, как те бывают опасны.
Ведь в небе, в небе нет никого,
Кто б сказал им, что этого делать не стоит,
Стоящим с поднятой головой
И захлебнувшимся высотою.
А после они выгорают дотла
Изнутри, и другие найдут на рассвете
Лежащие под небесами тела
Без видимых признаков насильственной смерти.
И все-таки кто-то останется жив
И пойдет по миру, осыпая упреками
Свою слепую земную жизнь,
Хрипя обгоревшими легкими.
Я знаю, что я окажусь живуч,
Но не буду об этом рассказывать каждому.
Я возьму найденный ключ
И вставлю его в замочною скважину.
Там я увижу бездонную высь
И почувствую, как в наступающих семерках
Пролетает птица - последняя мысль
По черному небу моего безумия.
И я буду низвергнут в море огня,
Моя плоть истлеет, а дух рассеется.
Вот Он опять убивает меня,
Но я опять стану надеяться
На то, что небо бывает пустым.
Я знаю - небо бывает пустым...


Мои войска

Мои войска - в голове туман
Мои войска - белена, дурман
Косая сажень, прямая речь
Картонный щит, деревянный меч
Гуляй, гуляй - кобура пуста
Сыра земля, поцелуй в уста
Белы снега, да ручей голубой
Рога с потолка - это черт с тобой

Огонь погибал на моей войне
На моей войне, да на той стороне
Орал, умирал, слюну вытирал
Его пытал чужой генерал.
Кричи, не кричи, говори быстрей
Стена - кирпича, приговор - расстрел
Трибунал - великан, да карлик конвой
Свеча с потолка - это бог с тобой!

Чужой патруль у моих ворот
Чужой козел да на мой огород
Идут, идут по моим городам
Самбайну-Дарга, монгол Щуудан
Петля - река, берега - капкан.
Наверняка да не по ногам.
Лежал снежок да водицей стал
Не зря дружок сапоги топтал
Еще шажок и горит бензин
Не зря дружок да погоны носил
Пока, пока да играйте отбой
Свинья с потолка - это я с тобой!


***

Железо хорошо, пока его куют.
А в этом доме сегодня дают
Остатки мяса от старых костей,
А я буду здесь развлекать гостей.

Пьяная рожа просит кирпич.
Весело смотрит с портрета Ильич.
Его развернули лицом к стене,
Потом собрались, налили и мне.

А я сказал: «У меня устав,
И я не могу уходить с поста.»
Пришел молодой генерал с кобурой, Посмотрел на меня и сказал - я герой.

Ушли из Афгана наши войска.
В Союзе расстреляли последнего куска.
Стали гуманистами все злые деды,
И бедные духи не получат ... по ушам.

Я сказал: «Генерал, твоя правда свята,
Но я уже давно не там,
И мне все равно, где твоя звезда...»
А он рассмеялся и снял с поста.

Я Понюхал пробку, и оно «дало»,
Совсем немного, но стало тепло.
Я взял гитару, посмотрел на бардак,
Взглянул на дам и спел им так:
«Милая моя, не пей денатурат -
Твой ребенок будет дегенерат.
Милая моя. не пей самогон -
Твой ребенок будет не снимать погон
Милая моя, не пей вино -
Твой ребенок будет любить кино
Милая моя, не пей коньяк -
Твой ребенок будет, как я - маньяк »

Все засмеялись и сказали - изврат.
А я был этому очень рад.
Я важно огляделся и важно изрек:
«Вот такой я, ежик, странный зверек»

А потом бородатый лег на постель.
И начальник дисбата готовил коктейль.
Человек с ушами и сын Петра
Наверное будут сидеть до утра.

Я очень устал, я лег на диван,
И я никому не сказал: «Давай!»
Я не хотел больше лезть на рожон –
Я видел свой сон о чем-то большом.

Меня разбудили пинком под зад.
Я испугался, открыл глаза.
Десять часов и день номер один –
Наверное было пора уходить.

Я собрал манатки, накрыл их блюдцем. Пожелал всем приятных поллюций,
И они пожелали мне приятных сцен,
А я рассмеялся и сказал: «Ушписен!»


Обещание

Сегодня одной монетою
я получил по закону
Власть, которой не было
у Аттилы и Наполеона,
И я обещаю ныне,
стоя пред ликом Божьим,
Выдать каждому в мире
то, что ему положено.
То, что от века падшего
всем обещали заживо
Праведное монашество,
сильные мира нашего.
Воздуха - всем задушенным,
крылья новые – ангелам,
Душам, во тьме заблудшим, -
силу святого Евангелия.

Умершим без погребения -
теплые доски гробовы.
Утратившим терпение -
еще один раз попробовать.
Иерусалиму и Мекке,
мхам и высоким соснам,
Всем берегам и рекам
я обещаю солнце.

Будет над градом мятежным
наше веселое знамя.
Роза при имени прежнем -
с нагими мы впредь именами.

Stat rosa pristina nomine,
nomina nuda tenemus.

***

Она шлет войска на запад за золотом
И на восток - за амброй и мускусом,
У нее все руки исколоты,
У нее все губы искусаны.

Она сидит на троне в окружении факелов
В белом одеянии праведницы,
Над ее головой серебряным ангелом
Рассвет празднует наступление пятницы.

Она посылает своих апостолов
Молиться за наступление вечера,
И катится копейкою по столу
Солнце ее с лучами иссеченными.

Но никто не появится во поле,
Пока платье ее не износится
И дорога к Константинополю
У нее между волосом и переносицей.

Она раздает на улицах милостыню,
И рады приходу ее обреченные,
Она всегда разрешает милостиво
Целовать одежды свои золоченые.

Так отчего же, милая, тебе печалится,
Если все города разведаны?
Командиры сильны и отчаянны,
И солдаты смелы и преданны.

И темница твоя не тесная,
И рубашка твоя не с заплатами,
Только ходит по всем окрестностям
Твое солнце - глаза заплаканы.

Только ходит твое красно солнышко
По веревочке твоего лица,
И затянет петлею горлышко –
Не покаяться, не подвинуться.

Только в горнице твоей холодно,
И соришь ты рваными бусами.
Только руки твои исколоты,
Только губы твои искусаны.

***

Опять с деревьев падает кора,
И птичий крик в осеннем небе гаснет.
И девушка стоит среди двора,
Она и молчалива и добра,
И кажется сейчас еще прекрасней.

Она их видит в утреннем огне
И слышит их оборванные фразы,
И рыцари в серебряной броне,
И принц, сидящий на своем коне.
И на нее он не взглянул ни разу.

А ночью он желанием дрожа,
Когда на дне осталось только малость,
На ней одежды резал без ножа
И говорил, с собою положа,
Чтоб до утра она с ним оставалась.

А поутру боялся он упасть,
И на него смотреть всем было жалко.
Имея с детства сказочную власть,
Да что ему с того, что отдалась
Ему в ночи какая-то служанка.

Она слезу роняла на полы,
Хозяин пересчитывал монеты,
И кружками уставлены столы,
Из изгороди выдернув колы,
Во рву дерутся пьяные ландкнехты.

И все случилось будто просто так,
И ночью снова пляски до упада,
И всех зовет пьянящий полумрак...
Как часто в жизнь вторгается кабак.
Когда нам надо и когда не надо.

Она стоит и смотрит ему вслед,
Всем холодно, а ей - жара и душно,
И стан ее укутывает свет,
И пальцы держат несколько монет.
Что принц ей бросил так великодушно.


***

Полюбила парня девчонка
Как вода дружила с карбидом
Как любила пилку решетка
Как дружил огонь с динамитом

Как дружил со свиньями бисер
Как любила среду суббота
Не сбежит корабельная крыса
С падающего самолета
В час, когда закончится вечность,
Наполняя гнезда кукушек.
Будут дочери человечьи
Не людей рожать, а лягушек

Где землей набиты карманы,
Вырастут колосья пшеницы.
Мы ложимся спать с барабаном –
Значит, ничего не приснится

На заводах всех оборонных
В час, когда все люди уснули,
На серебряные патроны
Поменяют старые пули.

На лице Сикстинской Мадонны
Выступают трупные пятна,
И получат все эшелоны
Вдруг приказ вернуться обратно

На щитке пожарной системы
Сорвана защитная пломба
И прольется мертвое семя
В черное, бесплодное лоно

С коробком дружившая спичка
Не узнает цену измены
На щеку упала ресничка
На какую - мне неизвестно

И пока просроченный вексель
Не швырнули в жаркую топку
Хочется не думать о сексе
Хочется не думать о водке

Нас подвяжут ниткою синей
Нас крестят осиновым колом
Чтобы быть здоровым и сильным
Чтобы быть свободным и голым

Потому-то в школе воскресной
Нас научат всех на "отлично"
Чтоб, встречая патруль небесный
Объясниться с ним поприличней

Чтоб войти в доверие быстро
Чтоб попасть туда, куда надо
В те места, куда и на выстрел
Не подпустят нашего брата

И когда в священные залы
Мы влетим сияющей птахой
То господь посмотрит устало
Скажет: " А пошли вы все на хуй! "


***

Ты рад, что не чувствуешь стали в спине,
Ты рад, что погиб другой.
Последний мятежник приставлен к стене,
И город их предан и гибнет в огне,
Зажженный неверной рукой.
И все, кто не спал, давно уже спит,
И дерево стало золой...
Но, выйдя из замка, ты будешь убит
Самой последней стрелой.
Твой жрец записал на белом листе
События этого дня.
Ты больше не ждешь неприятных вестей,
Ведь утром тобою распят на кресте
Их главный хранитель огня.
И женщинам их приказал любить
Твой воин усталый и злой...
Но, выйдя из замка, ты будешь убит
Самой последней стрелой.
Их знамя срубило слепое копье.
Их дети забыли язык.
И весело стало в доме твоем,
И если кто-то еще не пьет.
То уже постигает азы.
А ты ходишь ночью, и дверь не скрипит.
И ты носишь кинжал под полой...
Но, выйдя из замка, ты будешь убит
Самой последней стрелой.

А после, к бойницам лицо прижав,
Ты смотришь в глаза луны,
И гладишь потом рукоятку ножа,
И в пламени этого мятежа -
Пламя последней войны.
И пусть в подземельях смола кипит,
И палач наготове с пилой...
Но, выйдя из замка, ты будешь убит
Самой последней стрелой.



***

Никто не видел, как ты шел из лесу,
И кровь текла по рукам и из носу.
Да кто узнает тебя и без креста,
Да кто признает в тебе Христа.
Да кто поможет хоть одеждой драною.
Да кто ссудит тебе рубль с полтиною,
Да кто напоит хоть водою из крана и
Не окликнет тебя скотиною.
Да кто залечит твои раны страшные,
Да кто омоет тебе голову,
Да кто поверит, что ты не бражничал.
Да кто поверит тебе голому.
И в церковь пустят на дальше паперти,-
Что сердцем чист, если с грязной кожею?-
И издала поглядев на распятие,
Ты не найдешь ничего похожего.
И недослушав попа речистого,
Ты, озираясь, здесь ищешь знакомое.
Но не увидишь ты Мать Пречистую -
Лик опорочен лукавой иконою.
И пробираясь толпой базарною.
Не заболеешь чумой и оспою.
И только душа вся до крови в ссадинах.
Ох, ты не вовремя здесь, Господи!

И может ты даже лечишь от печени,
И может ты даже в чем-то полезный,
Да только тебя чуть не искалечили
Два молодца с кулаками железными.

И может ты даже накормишь страждущих,
И может ты даже поднимешь Лазаря...
Да только не надо мне капать на душу.
И сплюнув три раза, уйду от сглаза я.
А ты усмехнешься - лихая братия!
И скажешь горестно: «Ну, будь по вашему!»
И упадет грязно-белой скатертью
Путь по снегу свежеопавшему.