"Крысолов" Грина

[dinni]

avva навел на Гриновского"Крысолова". А он хороший... Странный, причудливый и хороший...

Вот, скажем, о бессоннице очень хорошо:

Давно уже я не знал счастья усталости - глубокого и спокойного сна. Пока
светил день, я думал о наступлении ночи с осторожностью человека, несущего
полный воды сосуд, стараясь не раздражаться, почти уверенный, что на этот
раз изнурение победит тягостную бодрость сознания. Но, едва наступал
вечер, страх не уснуть овладевал мной с силой навязчивой мысли, и я
томился, призывая наступление ночи. чтобы узнать, засну ли я наконец.
Однако чем ближе к полуночи, тем явственнее убеждали меня чувства в их
неестественной обостренности; тревожное оживление, подобное блеску магния
среди тьмы, скручивало мою нервную силу в гулкую при малейшем впечатлении
тугую струну, и я как бы просыпался от дня к ночи, с ее долгим путем
внутри беспокойного сердца. Усталость рассеивалась, в глазах кололо, как
от сухого песка; начало любой мысли немедленно развивалось во всей
сложности ее отражений, и предстоящие долгие бездеятельные часы, полные
воспоминаний, уже возмущали бессильно, как обязательная и бесплодная
работа, которой не избежать. Как только мог, я призывал сон. К утру, с
телом как бы налитым горячей водой, я всасывал обманчивое присутствие сна
искусственной зевотой, но, лишь закрывал глаза, испытывал то же, что
испытываем мы, закрывая без нужды глаза днем, - бессмысленность этого
положения. Я испытал все средства: рассматривание точек стены, счет,
неподвижность, повторение одной фразы, - и безуспешно.


Или, скажем, Она взглянула на меня с наивным вниманием, - так, набившись в избу,
смотрят деревенские ребятишки на распивающего чай проезжего чиновника, -
и, вытянув руку, коснулась голым кончиком пальца воротника моей рубашки.
На ней, как и на воротнике моего летнего пальто, не было пуговиц, я их
потерял, не пришив других, так как давно уже не заботился о себе, махнув
рукой как прошлому, так и будущему.
- Вы простудитесь, - сказала она, машинально защипывая поплотнее платок,
и я понял, что отец любит эту девушку, что она балованная и забавная, но
добренькая. - Простудитесь, потому что ходите с расхлястанным воротом.
Подите-ка сюда, гражданин.
Она взяла книги подмышку и отошла к арке ворот. Здесь, с глупой улыбкой
подняв голову, я допустил ее к своему горлу. Девушка была стройна, но
значительно менее меня ростом, поэтому, доставая нужное с тем загадочным,
отсутствующим выражением лица, какое бывает у женщин, когда они возятся на
себе с булавкой, девушка положила книги на тумбу, совершила под жакетом
коротенькое усилие и, привстав на цыпочки, сосредоточенно и важно дыша,
наглухо соединила края моей рубашки вместе с пальто белой английской
булавкой.
- Телячьи нежности, - сказала, проходя мимо, грузная баба.
- Ну вот. - Девушка критически посмотрела на свою работу и хмыкнула. -
Все. Идите гулять.
Я рассмеялся и удивился. Не много я встречал такой простоты. Мы ей или не
верим или ее не видим; видим же, увы, только когда нам плохо.


Но про крыс он зря так неласково. Крысик, что там было про "имеют дурную репутацию и вполне этим довольны"?